Как тут было не помочь. И вот начался трудный процесс постижения непостижимого Баха. Каждый день Денис приходил ко мне, и пока соседки не было дома, выучивал наизусть (зрительно, без нот, и сразу двумя руками) несколько тактов прелюдии. Каким образом он все это запоминал, для меня осталось загадкой.
Дежуря ночами у себя в отделении, где стояло старое разбитое пианино, влюбленный (не столько в музыку, сколько в музыкантшу) милиционер без конца повторял то, что разучивал со мной в общежитии. Однажды сослуживцы, застукав его за этим занятием, взяли слово, что, как только Денис выучит все произведение целиком, то обязательно исполнит на всеобщем собрании, и с тех пор звали его, почему-то, не иначе как Бетховеном. Денис был счастлив: любовь и музыка сообща творили чудеса, открывали новые горизонты и распахивали самые заветные двери. А когда, месяца через три, после многочисленных трудовых дней и бессонных ночей первая прелюдия Иоганна Себастьяна была наконец исполнена (и в общежитии перед подругой, от удивления не сказавшей ни слова, и перед коллегами по работе в отделении милиции), успех был грандиозный, и эхо оглушительных оваций еще долго витало вокруг и кружило голову.